Все, что ты можешь съесть, — это страшная история о маленьком мальчике и его отце.
Когда я был ребенком, мой отец всегда говорил: “Если ты что-то убиваешь, ты это ешь”. Полагаю, это звучит достаточно разумно, но мой отец всегда заходил слишком далеко.
Я помню, как это случилось в первый раз. Мне было всего 3 года. Я наступал на муравьев. “Собери их и съешь, сынок!” — прорычал он. Я бы этого не сделала. Я заплакала и попыталась убежать, но он схватил меня и запихнул муравьев мне в рот, одного за другим. После этого меня вырвало.
Однажды, когда мне было 4 года, мой отец поймал меня, когда я отрывал крылья мухам. “Ты можешь съесть их сейчас или позже”, — сказал он. Я начала плакать, но он взял муху и заставил меня открыть рот. Затем он бросил ее в рот и заставил меня проглотить. В течение нескольких недель после этого мне казалось, что я чувствую, как внутри меня жужжит муха.
Когда мне было 6 лет, я сделал лук и стрелы из палки и куска бечевки. Я бегал по заднему двору, пуская стрелы в кусты, когда мимо пролетела птица. Я случайно задел ее, и она упала на землю к моим ногам. Мой отец наблюдал за происходящим из окна. “Внеси это в дом!” — крикнул он.
Мой папа заставил меня смотреть, как он выщипывает все перья, чистит птицу и потрошит ее. Затем он бросил ее в кастрюлю с кипящей водой. Когда все было готово, он положил это на тарелку и поставил передо мной. Это было похоже на крошечного цыпленка. “Теперь съешь это”, — приказал он. По моим щекам покатились слезы. Мой отец стоял надо мной и следил, чтобы я съел все это целиком.
Мой папа был не таким уж плохим. Он купил мне щенка на мой 8-й день рождения. Несколько месяцев спустя он решил научить меня водить машину. Когда мы выезжали задним ходом с подъездной дорожки, я услышала хруст и нажала на тормоза. Мы вышли из машины, и когда я увидела свою любимую собаку, раздавленную одним из задних колес, я упала на колени и разрыдалась.
“Ты знаешь правила”, — сказал мой папа.
Я начала качать головой и плакать: “Нет! Нет! Нет! Нет!”
Мой папа подобрал мертвую собаку, но я убежал в поля. Следующие два дня и ночи я провел в лесу, не выспавшись. Мне было холодно и голодно, но я не хотел идти домой.
На третью ночь я подождал, пока не стало поздно и не погас свет. Затем я как можно тише влез в кухонное окно и заглянул в холодильник.
Внезапно я услышал голос моего отца, доносящийся из темноты. “Твой ужин на столе”, — сказал он.
Он включил свет и кивнул на большое блюдо на столе. Там лежала моя любимая собака, поджаренная до хрустящей корочки, с яблоком в зубах.
Я попыталась убежать, но он схватил меня за шиворот и толкнул на стул. Я не могла перестать кричать и плакать, но ему было все равно.
Взяв нож и вилку, мой отец отрезал кусочки от собаки и положил их мне на тарелку. Он заставлял меня есть до тех пор, пока я не почувствовала, что мой желудок вот-вот лопнет.
Что-то внутри меня оборвалось той ночью. Я больше не могла этого выносить. Тогда и там я начала замышлять побег.
Однажды рано утром, перед самым рассветом, я оделась и собрала сумку. Затем я тихо открыла дверь своей спальни и на цыпочках вышла в коридор.
Наверху лестницы стоял мой отец. Он ждал меня.
“Куда-то идешь?” он усмехнулся.
Я попыталась пробежать мимо него, но он встал у меня на пути. Я случайно врезалась в него, и он потерял равновесие. Все, казалось, происходило в замедленной съемке. Я видел, как мой отец упал навзничь, и я потянулся, чтобы схватить его, но промахнулся.
Он скатился с лестницы, ударяясь о каждую ступеньку по пути вниз, и приземлился внизу с глухим стуком. Я побежал вниз по лестнице, чтобы попытаться помочь ему, но это было бесполезно. Его шея была вывернута под странным углом, и его мертвые глаза уставились на меня. Я начала неудержимо плакать.
Я все еще плакала, когда включила духовку и вышла в сарай за топором.
