Лоскутная обезьянка — это страшная история для детей от Беверли Батлер. Она о девочке, которая ревнует к своему младшему брату, когда он получает в подарок старую плюшевую обезьянку по имени “патчи”. Эта история появилась в старой детской книжке под названием “Злобные звери и жуткие существа” (1976). Многие люди помнят ее как одну из самых страшных историй, которые они читали в детстве.
Молли, возможно, не была бы так зла, если бы не шел дождь, но со стороны ее матери казалось верхом несправедливости оторвать ее от любимой телевизионной программы и отправить в отвратительную погоду забирать Джейсона домой с чаепития у миссис Уэллс. Только потому, что ее младший брат был слишком туп, чтобы понять, когда пора ужинать, а миссис Уэллс была слишком старомодной, чтобы иметь телефон, Молли приходилось страдать.
“Дождь не такой сильный”, — сказала ее мать, вручая ей дождевик и пару непромокаемых сапог. “И свежий воздух будет для тебя полезнее, чем это шоу ведьм. В любом случае, мне не нравится весь этот твой интерес к магии и колдовству. Первое, что ты узнаешь, ты начнешь верить, что вся эта чушь — правда.”
“Я могла бы поверить, что миссис Уэллс — ведьма”, — сказала Молли. “Она, наверное, откармливает Джейсона на убой, как в ‘Гензеле и Гретель’. Зачем еще такой пожилой даме приглашать семилетнего ребенка на шоколад и печенье?”
“Ну, хватит этих разговоров. В жизни миссис Уэллс было много трагедий, и если Джейсон напоминает ей об одном из ее детей, который умер так давно, нет ничего плохого в том, чтобы позволить ему помочь ей пережить воспоминания. Я хочу, чтобы вы относились к ней с уважением ”.
Молли натянула пластиковые непромокаемые ботинки поверх своих туфель. “Я ее почти никогда не вижу. Она никогда не давала мне даже пачку черствой жвачки. Все одолжения достаются Джейсону”.
“Она странная, — признала ее мать, — но ты должна помнить, что она тоже очень старая. Она, вероятно, не понимает, что в твоем возрасте тебя интересуют конфеты, жвачка и комиксы. Знаешь, ты выглядишь довольно взрослой для двенадцати.”
Это было неправдой, и Молли знала это. Она была маленькой для своего возраста, и ее не раз принимали за младшую, чем она была на самом деле. В любом случае, она так сильно заботилась не о конфетах, жвачке и печеньках — это была несправедливость. Она и Джейсон были единственными детьми на этой дороге. По словам агента по недвижимости, по соседству не было детей около двадцати лет.
Так что миссис Уэллс не то чтобы выбрала Джейсона из десятков своих любимцев. Кроме того, именно Джейсону достались все благосклонности от всех. И от Молли всегда ожидали, что она будет вести себя так, как подобает ее возрасту, и ей будет все равно, и она будет плескаться под дождем по поручениям, которые никто другой не хотел выполнять. Это было несправедливо.
Большую часть короткого расстояния до дома миссис Уэйлс она пробежала, пригнув голову от дождя и засунув кулаки в карманы. Джейсон впустил ее, ведя себя так, как будто он там жил. “Не выходи на ковер вся мокрая”, — сказал он ей. “Оставайся на коврике”.
Молли показала ему язык и невинно подняла глаза, когда из кухни появилась миссис Уэллс. С верхней полки книжного шкафа пухлая тряпичная фигурка ухмылялась ей сверху вниз ртом из красной пряжи. Молли сразу заинтересовалась. “Это кукла? Или обезьяна?» Или что?”
Миссис Уэллс обернулась. “О, это Лоскутки. Он начинал как обычная игрушечная обезьянка, но так быстро изнашивался, что в конце концов мне пришлось сшить ему новую шкурку из кусочков одежды всех детей, которые когда-либо играли с ним ”.
Она сняла существо с полки и принесла его Молли для осмотра. Это действительно была обезьянка, сделанная из лоскутков. Одна лапа была красной, другая — в розовую полоску от конфет, а хвост представлял собой длинную трубочку из выцветшей джинсовой ткани. Пучки коричневой пряжи торчали вокруг мордочки, которая выглядела так, словно когда-то была белым чулком. Глаза над красной ухмылкой были круглыми черными пуговицами, а на шее звенел ошейник с маленькими медными колокольчиками.
“В свое время он заботился о довольно многих детях”, — сказала миссис Уэллс, разглаживая треугольник из синей ткани, который образовывал левое плечо обезьянки. “Дети приходят и дети уходят, не так ли, Патчи? Это то, что сохраняет нас молодыми”.
Молли дотронулась до задней лапки, украшенной цветочными веточками. “Какая куча разной ткани. Я бы сидела и смотрела на него весь день, если бы он был у меня ”. Она сама не была уверена, хотела ли она этого или намекала.
“Я бы не стал”, — сказал Джейсон. Он обхватил обезьянку обеими руками за талию, игнорируя тот факт, что Молли держала ее. “Я бы с ним поиграл”.
“Джейсон”, — запротестовала Молли, усиливая хватку. Она взглянула на миссис Уэллс, ожидая подтверждения, что ему не давали разрешения на владение.
“Не могла бы ты, дорогая?” Пальцы миссис Уэллс с голубыми прожилками сняли обезьянку с обоих детей и подняли хинта на дразнящую высоту. Она наклонила голову, чтобы улыбнуться лицу в белом чулке, и отраженный свет лампы высек огненные искры из ее очков. “Ты бы ему понравилась, я уверена. Ему было бы очень приятно пойти с тобой домой ”.
На один восхитительный момент Молли подумала, что миссис Уэллс собирается подарить обезьянку ей. Вместо этого она отдала ее в руки Джейсону.
Мне все равно, яростно сказала себе Молли. Она сказала это вслух Джейсону, когда они вышли на улицу и дверь миссис Уэллс закрылась за ними. “Мне все равно. Я увидел его первым, и она показала его мне первой, так что он должен быть моим, если я хочу его. Но я этого не делаю ”.
“Да, это так”. Джейсон похлопал по выпуклости, где обезьянка была застегнута на молнию внутри его куртки, и запрыгал впереди нее по луже. “Но ты не можешь забрать его, потому что она отдала его мне. Она мой друг ”.
“Она не друг. Она ведьма. Злая, злобная, двуличная старая ведьма. Она ненавидит детей, но время от времени ей нужна от них свежая кровь, чтобы выжить, ” сказала Молли, ускоряя шаг, чтобы догнать его.
“Ты заткнись”, — заорал на нее Джейсон. “Ты ведьма”.
“Нет, я не лоскутная обезьянка, но я могу рассказать одну из них, когда увижу”. Теперь Молли легко придумывала, как будто рассказывала историю, которую всегда знала. “И эта обезьяна тоже не обезьяна. Он ее создание, которого она посылает пожирать детей для нее. Каждая заплатка на его теле — от одежды ребенка, от которой он избавился ради нее, начиная с ее собственной. Просто подожди. Сегодня в полночь —”
Джейсон бросился бежать. “Я сказал, заткнись. Я расскажу маме и папе, что ты сказал, и ты пожалеешь. Ты заткнись”.
Молли побежала за ним. “Ты пожалеешь, когда он тебя укусит”.
Джейсон ворвался к ним во двор и захлопнул калитку прежде, чем она добежала до нее. “Если он укусит меня, он укусит и тебя. Тогда ты действительно пожалеешь”.
Но Молли не сожалела. Она знала, что к тому времени, как она откроет калитку и сможет последовать за ним, Джейсон будет в доме, рассказывая, как она испортила его обезьянку ради него. Ну и что? Это не испортило бы ему настроение — или миссис Уэллс. Она оглянулась назад, на дорогу, туда, где окна дома миссис Уэллс смотрели в темноту, как два немигающих желтых глаза, наблюдающих за ней.
Странные мурашки по спине заставили ее поспешить в дом. Джейсон уже ел свой ужин, а ужин Молли ждал на столе. Она забыла, что их родители собирались куда-то пойти этим вечером и что они с Джейсоном собирались побыть наедине несколько часов. “И я не хочу больше говорить о ведьмах и злых чарах, пока нас с папой не будет.
Понимаешь?” сказала ее мать, останавливая Молли, когда та собиралась сесть. “Вы будете пугать себя до такой степени, что не будете знать, что реально, а что нет. После этого может случиться все, что угодно ”.
Молли снова почувствовала, как у нее покалывает кожу под рубашкой. На секунду она почти пожелала, чтобы ее родители пошли куда-нибудь в другой вечер, а не в этот. Как ее мать могла быть так уверена, что реально, а что нет?
Молли почти не думала о ведьмах, пока не переехала сюда, где каждый день проходила мимо дома миссис Уэллс по дороге в школу и из школы, но теперь они постоянно были у нее на уме. Возможно, миссис Уэллс на самом деле была каким-то злым существом, посылающим вибрации, которые Молли могла уловить. Молли думала об этом, пока ела, и решила больше не думать об этом, пока ее родители не вернутся домой.
Не то чтобы она была напугана на самом деле. Она не думала, что Джейсон тоже был очень напуган, учитывая то, как он танцевал вокруг живой мамы в своей желтой пижаме, размахивая лоскутной обезьянкой перед ней после ухода их родителей, скандируя: “Ня, ня, он мой”.
“Так что возьми его с собой в постель и веди себя тихо”, — сказала Молли, когда ему пришлось сделать паузу, чтобы перевести дыхание. “Никто не собирается драться с тобой за него. Он слишком уродлив”. И обезьянка действительно была уродливой. Она была удивлена, что не заметила этого раньше.
Рот из красной пряжи был таким длинным и тонким, что больше походил на оскал, чем на улыбку. А немигающие глазки-пуговки, казалось, смотрели прямо на вас, где бы вы ни находились в комнате.
“Я возьму его с собой в постель”, — сказал Джейсон. “Если я уйду. Но я не уйду. Не уйду, пока ты этого не сделаешь”.
Он мог быть упрямым, когда хотел. Молли пять раз загоняла его в спальню, прежде чем, наконец, заставила забраться под одеяло и оставаться там. Она немного подождала за его дверью, готовая поймать его, если он снова попытается встать. Когда минут десять все было тихо, она заглянула внутрь. При свете из холла было видно, как он крепко спит, уткнувшись щекой в подушку, а старая обезьянка устроилась у него под подбородком.
Молли призналась себе, что он был милым маленьким мальчиком, когда спал, и она могла понять, почему такой пожилой леди, как миссис Уэллс, могло нравиться дарить ему вещи. Но это не давало миссис Уэллс никакого повода для того, чтобы распоряжаться им, как своим собственным, и это не было оправданием тому, что она была так несправедлива.
Молли на цыпочках спустилась по лестнице. Она была на нижней ступеньке, когда Джейсон закричал. Ее гнев на него вернулся потоком. Она развернулась на ступеньке и закричала на него. “Джейсон, закрой свой рот и немедленно ложись спать”.
“Он укусил меня”, — крикнул Джейсон в ответ. Его голос дрожал, как будто он собирался заплакать. “Он укусил меня. Молли—”
Молли побежал наверх и включил свет в своей спальне. “Кто тебя укусил? Тебе приснился сон”.
“Он сделал. Обезьяна”. Джейсон, сидя на краю кровати, потрогал пальцами свою шею. Он расстегнул желтый воротник своей пижамы, чтобы она оставила у него на горле яркое пятно крови.
“Эта обезьянка не могла тебя укусить. Не говори глупостей”, — сказала Молли. “Я все это выдумала. В любом случае, это не укус. Это больше похоже на царапину”.
Она подняла обезьянку с подушки. Забавно, она оказалась тяжелее, чем она думала. К тому же немного крупнее. Она держала его за жесткие, пухлые руки и почувствовала, как что-то царапает ее большой палец. На конце каждой лапы, почти скрытой в шве, была булавка, согнутая наподобие крючка. Должно быть, много лет назад какой-то ребенок подумал, что у обезьян должны быть когти, и снабдил ими эту.
“Ты, наверное, перекатился на него во сне и получил удар ножом”, — сказала она, показывая Джейсону булавки. “Снова ляг и забудь об этом. Ты будешь жить”.
“Нет!” Сказал Джейсон, когда она начала возвращать обезьянку на ее место на подушке. “Я больше не хочу его в постель. Положи его на комод”. Молли не могла его винить. Ее собственное сердце колотилось быстрее, чем было удобно, хотя это было главным образом потому, что она в такой спешке взбежала наверх. Она с силой усадила обезьянку на комод так, что хвост из голубой джинсовой ткани уперся в стену. Уродливая штука, подумала она. Колокольчики на шее обезьянки слабо звякнули, словно в ответ, и на мгновение глаза-пуговки, казалось, отразили свет желтым блеском.
“Я не хочу оставаться здесь наверху”, — сказал Джейсон. “Я хочу спуститься и немного посмотреть телевизор”.
Молли обдумала это. У нее будут неприятности, если завтра он проговорится, что она разрешила ему допоздна смотреть телевизор. И все же, если бы она заставила его остаться здесь, наверху, и он до смерти перепугался из-за ее рассказов, у нее были бы еще большие проблемы. “Хорошо”, — сказала она.
Она оставила его свернувшимся калачиком в кресле их отца в гостиной и пошла на кухню, чтобы подогреть немного воды для растворимого какао. Возможно, это успокоило бы его настолько, чтобы отправить обратно в постель.
Когда она вернулась в гостиную с кружкой зефира в каждой руке, она обо что-то споткнулась в дверном проеме. “Это глупое место, где можно что-то оставлять”, — сказала она, когда горячее какао пролилось ей на пальцы. “Зачем ты вообще принесла эту штуку вниз? Я думала, он тебе не понравился”.
Она пнула лоскутную обезьянку в середину комнаты. Она приземлилась сидя, лицом к ней.
Джейсон поглубже забился в угол стула. “Я его не приводил”.
“Ну, я его не приводила. Так как же еще он сюда попал?” Еще немного какао пролилось, когда Молли ставила мокрые кружки в пару стеклянных пепельниц. Она глубоко вздохнула и добавила очень твердо: “Он, конечно, пришел не сам”.
Джейсон уставился на нее широко раскрытыми темными глазами. “Я его не приводил”.
Молли стояла совершенно неподвижно. Обезьянка наклонилась вперед так, что ее передние лапы касались пола между растопыренными задними. Это выглядело так, как будто она готовилась к неуклюжему прыжку. Порыв дождя забарабанил по окнам. Моросящий дождь, который шел весь день, перерос в настоящую бурю.
“Может быть, он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пришел сам”, — прошептал Джейсон.
Так вот оно что. Молли внезапно поняла. Джейсон пытался поквитаться с ней за то, что она напугала его. Он хотел напугать ее. “Если ты собираешься вести себя так глупо, я запру его в шкафу в прихожей, откуда он не сможет выбраться. Я бы заперла туда и миссис Уэллс, если бы она была здесь”.
Молли подошла к обезьянке, схватила ее за руки и вывела в коридор. Боль пронзила ее пальцы. Она знала, что это из-за искусственных когтей, но ощущение было такое, будто в них вонзились крошечные клыки. Ей тоже казалось, что обезьянка извивается в ее хватке, пытаясь освободиться, но это, конечно, было всего лишь следствием того, что ее тяжелое тело раскачивалось в удерживающих руках. Эта штука, должно быть, начинена свинцом. Ей понадобились обе руки, чтобы засунуть ее на полку в шкафу.
“Вот”. Она захлопнула дверь и услышала, как защелка встала на место. Затем она включила свет в коридоре, другой свет за дверью гостиной и третий на другой стороне комнаты. Нигде не осталось ни тени, притаившейся. Затем она переключила телевизор на канал, который заполнил экран танцовщицами в красивых платьях. Из динамика лилась веселая музыка для вечеринки.
“Пей свое какао”, — сказала она Джейсону.
“Я этого не хочу”. Джейсон разглядывал ее пальцы. На них были потеки крови. “Он тебя тоже укусил, не так ли?”
Молли поднесла руку ко рту. Проколы начали заживать. “Поцарапала, а не укусила. Это дурацкая игрушка, которую можно дарить кому угодно. Ей не обязательно быть живой, чтобы убить тебя ”.
“Но что, если это так?” Спросил Джейсон.
“Это что?” Вспышка молнии за окнами на мгновение приглушила свет.
“Жива”. Джейсон странно хихикнул. Он снова потирал царапину на шее. “Что, если все, что ты сказал, действительно правда?”
“Это безумие. И ты сумасшедшая, если веришь в это”. Молли пожалела, что не задернула шторы, но ей почему-то не хотелось идти в конец комнаты, чтобы сделать это. “Обезьянка принадлежала собственным детям миссис Уэллс. Она не сделала бы ничего плохого своим собственным детям”.
“Это были не ее собственные дети. Она была их мачехой, и они не понравились друг другу, когда она впервые появилась в их доме”, — сказал Джейсон. “Она мне так сказала”.
И все эти дети умерли в детстве. Как они умерли, уже никто не помнил; это случилось так давно. Молли слышала, как миссис Старк, органистка в церкви, только вчера рассказывала своей матери старую историю. Один ребенок умер, упав с лестницы в припадке, подумала миссис Старк. Но тогда еще не жил никто, кто действительно знал, кроме миссис Уэллс, и она, казалось, переходила из поколения в поколение, не становясь ни старше, ни моложе. Были ли заплатки на обезьянке от одежды тех пасынков? Их одежда и никакая другая?
“В любом случае, ” сказала Молли немного слишком громко, “ обезьянка заперта. Он не может —”
Раскат грома остановил ее. Это началось как грохот, который нарастал и нарастал, пока дом не задрожал. В разгар этого в холле раздался щелчок. Мышцы шеи Молли напряглись. Она не могла повернуть голову, чтобы посмотреть. Но ей и не нужно было. Она знала, что дверь шкафа со звоном открылась.
“Это правда”, — прошептал Джейсон в тишине, последовавшей за раскатом грома. “То, что ты сказал, правда”.
“Нет!” Молли плакала. “Не верь этому. Не надо”. Но они оба услышали глухой звук чего—то падающего — или прыгающего — на пол с полки шкафа. Они оба услышали звон медных колокольчиков.
Молли бросила взгляд на дверь гостиной. Там по-прежнему было пусто. “Беги”, — сказала она и бросилась к выходу как раз в тот момент, когда свет мигнул и погас.
Что-то врезалось в нее и сбило с ног. “Джейсон!” — закричала она. “Молли! Молли, помоги!”
Он был где-то позади нее, затерянный в темноте. Послышались звуки возни и грохот. Он продолжал звать ее, но его голос, казалось, доносился сначала с одной стороны, а затем с другой.
Молли тоже потерялась. Ее протянутая рука наткнулась на стену там, где должен был быть дверной проем. Она повернулась направо и наткнулась на кресло. Джейсона в нем больше не было. Подлокотник кресла и подушка были теплыми от липкой влаги. В углу кресла ее пальцы скользнули по стеклянной пепельнице, похожей на ту, в которую она ставила кружки с какао.
“Джейсон”, — позвала она. “Где ты?”
На этот раз ответа не последовало, нигде не было слышно ни звука, кроме стука дождя по окну.
Вспышка молнии осветила ей дверной проем гостиной. Она бросилась к нему и скрылась в темноте коридора. Край дверцы шкафа со всей силы ударил ее по голове, как будто кто-то толкнул ее. Она свалилась кучей на пол.
Когда в голове у нее прояснилось, и она смогла поднять раскалывающуюся от боли голову, все огни снова зажглись. Женщина по телевизору весело рассказывала о средствах для чистки унитазов. Ни Джейсона, ни лоскутной обезьянки нигде не было видно.
“Джейсон?” неуверенно попыталась она.
“Здесь, наверху. В моей комнате”. Голос был немного приглушенным, но это был голос Джейсона, и он не плакал.
Он вышел из своей спальни полностью одетым, когда Молли поднялась по лестнице. Его глаза были круглыми и черными на очень белом лице, но он улыбался.
“Где твоя пижама?” — спросила она.
Он наклонил голову, избегая ее взгляда, и заправил голень в свои выцветшие синие джинсы. “Я их сменил. Они — перепутались”.
Его взъерошенные волосы стояли дыбом, как пучки коричневой пряжи. Рубашка, в которой он был, была лоскутной, которую их бабушка подарила ему на день рождения. Молли никогда раньше не замечала, что одна из заплат представляла собой треугольник из синей ткани на левом плече. Или что у горла был желтый квадрат точно такого же оттенка, как пижама Джейсона.
“Что с тобой случилось? Как ты сюда поднялась?” Она нащупывала позади себя перила лестницы, но не могла их найти.
“Разве ты не знаешь?” Джейсон протянул руку, все еще наполовину прикрытую розовой манжетой в конфетную полоску. “Пойдем. Я тебе покажу”.
“Нет”. Молли подняла руку, чтобы отогнать его. “Оставайся там. Прекрати это. Прекрати дурачиться”.
Он направился к ней, его улыбка становилась все шире и тоньше, пока не превратилась в красную полоску на его плоском лице. Он рассмеялся глупым фальцетом, который совсем не был смехом Джейсона. “Я не шучу”, — сказала обезьянка. Молли отпрянула от пылающих желтизной его глаз. Колокольчики на его шее зазвенели, когда он подошел ближе. “Нет”, — снова закричала она. “Я тебе не верю. Ты ненастоящий”.
И она отступила назад со ступеньки лестницы — в космос ….
