Лифт — это страшный рассказ о маленьком мальчике, который испытывает болезненный страх перед лифтами, особенно перед старым скрипучим лифтом в его многоквартирном доме.
В старом многоквартирном доме жил 12-летний мальчик по имени Мартин. Лифт в здании тоже был очень старым и очень маленьким.
Табличка на стене гласила: “Максимальная вместимость: 3 человека”. С тех пор, как его семья переехала в многоквартирный дом, Мартин нервничал из-за пользования лифтом. Что-то в этом пугало его.
Может быть, это был тусклый, мерцающий флуоресцентный свет на потолке. Может быть, это были грязно-коричневые стены. Может быть, это была дверь, которая медленно открылась со зловещим скрежетом и захлопнулась с громким лязгом.
Может быть, дело было в том, как он вздрагивал и скрипел, поднимаясь, издавая глухой стук при прохождении каждого этажа.
Мартин всегда боялся, что что-то пойдет не так. Он представил, как внезапно лопается шнур лифта, и он падает навстречу своей смерти, или как лифт застревает между этажами, запирая его внутри и заставляя умирать с голоду, прежде чем кто-нибудь заметит.
Мартин обычно поднимался по лестнице. Так было безопаснее. Единственной проблемой было то, что он жил на 17 этаже. К тому времени, когда он возвращался домой из школы вечером, он был совершенно измотан.
“Почему ты не воспользовался лифтом?” спрашивал его отец.
Мартин так и не ответил. Ему было неловко сообщать отцу, что он напуган.
Иногда он заставлял себя пользоваться лифтом. Ему просто нужно было привыкнуть к этому, говорил он себе. Но это было бесполезно.
Он так и не привык к этому. Он ненавидел оставаться один в лифте. У него был иррациональный страх оказаться запертым в нем на несколько часов в одиночестве.
Но было ненамного лучше, когда были другие пассажиры. Лифт был таким маленьким, что в нем было невыносимо тесно и вызывало клаустрофобию.
Однажды, когда он ехал в лифте, тот остановился на четырнадцатом этаже. Двери с металлическим скрежетом открылись, и на пороге стояла толстая женщина. Она была огромной.
Когда она ковыляла дальше, Мартин был уверен, что почувствовал, как лифт застонал под ее весом. Она была такой толстой, что зажала его в угол, и он не мог пошевелиться. К его лицу прижались дряблые складки. Ему казалось, что он не может дышать.
Толстая женщина уставилась на него сверху вниз глазами-бусинками. Мартин пытался избежать зрительного контакта, но она продолжала сверлить его взглядом. Это заставляло его чувствовать себя очень неловко.
Лифт скрипел и стучал, медленно спускаясь вниз… Двенадцать… Одиннадцать… Десять…
Мартин посмотрел на часы и подумал, сколько еще он сможет это выдержать.
Девять… Восемь… Семь…
Толстая женщина все еще смотрела на него.
В конце концов, они добрались до вестибюля. Двери со скрежетом открылись. Мартин протиснулся мимо толстой женщины и вышел. Наконец он снова смог дышать. Он испытал такое облегчение, что бежал всю дорогу до школы.
Он думал о ней весь день. Жила ли она в этом здании? Он никогда ее раньше не видел, а здание было не очень большим – всего четыре квартиры на каждом этаже. Казалось вероятным, что она там не жила, а просто была у кого-то в гостях.
Но если она просто навещала кого-то, почему она выходила из здания в семь тридцать утра? Люди не наносили визитов в это время суток. Означало ли это, что она действительно жила в этом здании? Конечно, было вероятно – это была уверенность, – что когда-нибудь он снова поедет с ней в лифте.
Он был встревожен, когда подходил к зданию после школы. Почему он должен бояться пожилой леди? Если он боялся ее, если позволял этому контролировать себя, то он был хуже всех тех имен, которыми его называли в школе. Он нажал кнопку; он вошел в пустой лифт. Он уставился на светофоры, подгоняя лифт. Он остановился на третьем.
По крайней мере, сейчас не четырнадцать, сказал он себе; человек, которого она навещала, живет на четырнадцатой. Он наблюдал, как дверь скользнула в сторону, открывая зеленое пальто, поросячье лицо, голубые глаза, уже устремленные на него, как будто она знала, что он будет там.
Это было невозможно. Это было похоже на кошмар. Но она была там, абсолютно реальная. “Поднимаюсь!” — сказал он, его голос был издевательским писком.
Она кивнула, ее тело задрожало, и шагнула внутрь. Дверь захлопнулась. Он наблюдал, как ее пухлая рука потянулась к кнопкам. Она нажала не четырнадцатый, а восемнадцатый, верхний этаж, на один этаж выше его собственного. Лифт задрожал и начал свой подъем. Толстая дама наблюдала за ним.
Он знал, что этим утром она вошла в четырнадцать. Так почему же она была на третьем этаже, поднимаясь сейчас до восемнадцатого? Единственными этажами, на которые он когда-либо поднимался, были семнадцать и один. Что она делала? Ждала ли она его? Специально ли она ехала с ним?
Но это было безумие. Может быть, у нее было много друзей в этом здании. Или же она была уборщицей, которая работала в разных квартирах. Должно быть, так оно и было. Он чувствовал на себе ее взгляд, пока смотрел на медленно включающиеся и выключающиеся цифры – медленнее, чем обычно, как ему показалось.
Возможно, у лифта возникли проблемы из-за того, насколько она была тяжелой. Он должен был перевозить троих взрослых, но он был старым. Что, если бы он застрял между этажами? Что, если бы он упал?
Теперь было на пять, ему пришло в голову нажать на семь, выйти там и пройти остаток пути пешком. И он бы это сделал, если бы мог дотянуться до кнопок.
Но не было места, чтобы пройти мимо нее, не прижимаясь к ней, и он не мог вынести мысли о каком-либо физическом контакте с ней. Он сосредоточился на том, чтобы быть в своей комнате.
Скоро он будет дома, еще минута или около того. Он мог вынести что угодно в течение минуты, даже эту сумасшедшую даму, наблюдающую за ним.
Если только лифт не застрял между этажами. Тогда что бы он сделал? Он попытался отогнать эту мысль, но она продолжала возвращаться. Он посмотрел на нее. Она все еще смотрела на него, на ее раздавленных маленьких чертах лица не было никакого выражения.
Когда лифт остановился на его этаже, она едва успела отодвинуться в сторону. Ему пришлось протиснуться мимо нее, потираясь о ее ужасное поцарапанное пальто, в ужасе от того, что дверь закроется до того, как он пройдет.
Она быстро повернулась и смотрела на него, когда дверь захлопнулась. И он подумал: «Теперь она знает, что я живу на семнадцатой».
“Ты когда-нибудь замечал странную толстую даму в лифте?” В тот вечер он спросил своего отца. “Не могу сказать так, как сказал я”, — сказал он, не отводя взгляда от телевизора.
Он знал, что, вероятно, совершает ошибку, но должен был кому-нибудь рассказать. “Ну, она сегодня дважды была со мной в лифте.
И самое смешное было в том, что она просто продолжала смотреть на меня, она не переставала смотреть на меня ни на минуту. Ты думаешь… ты знаешь кого-нибудь, у кого была странная уборщица или что-то в этом роде?”
“Из-за чего ты сейчас так взвинчен?” — спросил его отец, нетерпеливо отворачиваясь от телевизора. “Я не взвинчен. Было просто забавно, как она продолжала смотреть на меня. Ты знаешь, что люди никогда не смотрят друг на друга в лифте. Ну, она просто продолжала смотреть на меня ”.
“Что мне с тобой делать, Мартин?” — спрашивает отец. Он вздохнул и покачал головой. “Честно говоря, теперь ты боишься какой-то бедной старой леди”.
“Я не боюсь”.
“Ты боишься”, — сказал его отец с полной уверенностью. “Когда ты вырастешь и будешь вести себя как мужчина? Ты собираешься быть робким всю свою жизнь?”
Ему удавалось не плакать, пока он не добрался до своей комнаты, но его отец, вероятно, все равно знал, что он плачет. Он спал очень мало.
А утром дверь лифта открылась, толстая дама ждала его.
Она ждала его. Она знала, что он жил на семнадцатой. Он стоял там, не в силах пошевелиться, а затем попятился. И когда он сделал это, выражение ее лица изменилось. Она улыбнулась, когда хлопнула дверь.
Он побежал к лестнице. К счастью, неосвещенный пролет, на который он упал, находился между шестнадцатью и пятнадцатью. Ему пришлось тащиться всего полтора пролета, испытывая ужасную боль в ноге. Его отец молчал по дороге в больницу, разочарованный и раздраженный тем, что он такой трус и дурак.
Это был простой перелом. Ему не нужна была инвалидная коляска, только гипс и костыли. Но теперь он был обречен на лифт. Может быть, поэтому толстая леди улыбнулась? Знала ли она, что все произойдет именно так?
По крайней мере, его отец был с ним в лифте по пути обратно из больницы. Там не было места для толстой леди, чтобы влезть. И даже если бы она это сделала, его отец увидел бы ее, он понял бы, какой она была странной, и тогда, возможно, он понял бы.
И как только они вернутся домой, он сможет остаться в квартире на несколько дней – доктор сказал, что ему следует как можно меньше пользоваться ногой. Может быть, неделю – целую неделю не пользоваться лифтом.
Поднимаясь со своим отцом, опираясь на костыли, он оглядел кабинку и почувствовал своего рода триумф. На данный момент он победил лифт и толстую леди. И до конца недели было еще очень далеко.
“О, чуть не забыл”, — его отец протянул руку и нажал девять.
“Что ты делаешь? Ты не собираешься выходить, не так ли?” — спросил он его, стараясь, чтобы в голосе не звучала паника.
“Я обещал Терри Уллману, что зайду к ней”, — сказал его отец, глядя на часы, когда выходил.
“Позволь мне пойти с тобой. Я тоже хочу навестить ее”, — умолял Мартин, продвигаясь вперед на своих костылях.
Но дверь уже закрывалась. “Боишься ехать в лифте один?” сказал его отец с выражением полного презрения. “Повзрослей, Мартин”. Дверь захлопнулась.
Мартин доковылял до кнопок и нажал девять, но это не помогло. Лифт остановился на десятом, где его ждала толстая дама. Она вошла быстро; он был слишком медлителен, слишком нетверд на своих костылях, чтобы вовремя пройти мимо нее. Дверь закрыла их; лифт тронулся.
“Привет, Мартин”, — сказала она, засмеялась и нажала кнопку остановки.
